ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

Война застала нашу семью в Челябинске. Мой папа — преподаватель математики — был мобилизован в 1940 г., в начале Финской войны. Пока его эшелон двигался к Финляндии — война закончилась, но его не отпустили: он стал кадровым военным. После окончания командирских курсов получил направление в стрелковую дивизию в Челябинск. В конце 1940 г. мама и я переехали к нему. Нам была выделена комната в гостинице, где размещались семьи военных. Моя старшая сестра в том же году поступила в Индустриальный институт (УПИ) и осталась в Свердловске.

Обстановка в стране была тревожной, жены военных часто упоминали слово «война». Успокаивало то, что дивизия на лето вместе с семьями выезжает в лагерь на летние учения. Несколько семей, у которых мужья были переведены на западную границу, должны были 20–22 июня выехать к ним. Папа находился уже в лагере в Чебаркуле. 18 июня он прислал нарочного, чтобы мы не приезжали, так как дивизию срочно переводят на западную границу, к зиме они обустроятся, и тогда к ним приедут семьи. Но мама все-таки решила поехать в Чебаркуль, и мы одни сутки провели с папой. Это была последняя с ним встреча… Еще до объявления войны эшелон с дивизией был отправлен на запад. В два часа дня, когда В.М. Молотов объявил, что немцы напали на нашу страну, эшелон прибыл в Челябинск. Мама была на вокзале и еще раз встретилась с папой. Мы вернулись в Свердловск. Дивизия попала в мясорубку войны.

В годы войны мы сразу стали взрослыми. Лишения воспринимали, наверное, легче. Ели примитивную пищу, ничего не просили. Выручала картошка, которую сажали за пределами города, куда не было транспорта. Как могли, помогали взрослым. В школе было печное отопление. Когда наступали каникулы, мы с учительницей ходили в парк и собирали шишки для отопления школы. Дома часто отключали свет, обходились «мигалками», в редких случаях зажигали керосиновую лампу. У нас в классе учились дети из очень бедной многодетной семьи, все старались им помогать. В городе было много госпиталей. Подшефный госпиталь находился на улице Декабристов, и мы читали раненым бойцам стихи, выступали в палатах с художественной самодеятельностью.

Во время войны я много болела. Заболела дифтерией, попала в больницу. Больше всего пугало, что обстригут волосы, а у меня были хорошие косы. В больнице, видимо, меня пожалели: я была одна с косами среди стриженых детей.

Маму посылали на разные работы. Женщины чистили пути на станции Шарташ, где все время шли на запад эшелоны с военной техникой и солдатами. Зимы стояли очень суровые (–30, –40 градусов) и многоснежные. Мама возвращалась совсем без сил, и я стягивала с нее одежду. Спасали от холода папины солдатские стеганые брюки. Начиналось лето — отправляли в колхоз. Мама просилась поближе к городу, так как у нее маленькая девочка. Ее направляли в с. Елизавет. Транспорта туда никакого не было. В 4 часа утра мы выходили из дома, чтобы успеть к 7. Я проводила с женщинами весь день в поле, делала то же, что и они. Мама рассказывала, что иногда ей добавляли несколько трудодней за то, что с ней работала девочка. Отправляли маму и на лесозаготовки, и опять она брала меня с собой. В памяти сохранилось, как по просеке едет машина с бревнами, спиленными женщинами, а они сидят поверх бревен. Шофер меня брал в кабину, но мне было очень страшно за женщин, боялась, что они могут упасть.

Наступил долгожданный день Победы. Он пришел как-то неожиданно, хотя мы знали, что бои идут в Берлине. Мама ушла на работу, а я в школу. По радио объявили о капитуляции немецких войск. Всех отпустили домой. День Победы стал праздничным только через 20 лет. Радость у всех была разная… Счастливы были те, у кого уцелели родные. С тихой грустью встречали те, кто потерял близких. У меня, кроме папы, на войне погиб троюродный брат. Он был студентом в Ленинграде и ушел в ополчение защищать город. Брат папы пережил всю блокаду. Он был главным инженером Ижорского завода. Семья его выехала по «дороге жизни».

Жизнь, полная лишений, продолжалась много лет и после окончания войны. Правда, уже в 1947 г. отменили карточки, и стало возможно купить булку хлеба, а не 300–400 грамм, какой была норма по карточке. Но за хлебом еще были огромные очереди, люди занимали их с вечера. Я это хорошо помню, поскольку хлебный магазин был напротив нашего дома, и мы тоже стояли в этих очередях. Сестра моя окончила институт в 1943 году и по направлению поехала восстанавливать разрушенное хозяйство на Украине.

Война в душах моего поколения оставила трагический след. Поэтому многие события жизни мы воспринимаем со словами: «Лишь бы не было войны».